стр. 6 (о станции Вощагино) … Циркуль, Николай Павлов и я сидели на тесовом крыльце деревенского клуба и с болью наблюдали, как девятка «хейнкелей», делая заход за заходом, безнаказанно бомбила станцию Вощагино на железнодорожной ветке Опочка - Псков…

  стр.74 (диверсия на участке Идрица - Полоцк, предположительно, у станции Нища)… Холодную зиму сменила затяжная и голодная весна. Операции на коммуникациях не прекращались. Подрывные группы по-прежнему действовали на дорогах.
  Готовясь к длительной обороне, гитлеровцы зимой сорок четвертого года начали спешно восстанавливать идущую вдоль фронта железную дорогу Опочка — Идрица — Полоцк, а весной открыли по ней движение, пустив составы с техникой и живой силой.
  Чтобы сковать движение на дороге, штаб бригады спланировал ряд диверсий по взрыву эшелонов противника.
  В мае комсомольцы отряда на своем собрании приняли обязательство — взорвать эшелон противника на железнодорожной линии Идрица — Полоцк. Желающих было хоть отбавляй. Выполнить задание доверили Ивану Белову, Ивану Корнилову по кличке Идрицкий и Евгению Котову.
— Возглавить группу поручим секретарю комсомольской организации,— предложил присутствовавший на собрании Ерофеев. — Есть другие предложения? Комсомольцы смотрели на Кронида.
— Нет! Согласны! — послышались одобрительные возгласы. Все подняли руки.
— Поручение почетное для нас, и мы его выполним!— поклялся Виноградов, закрывая собрание. — Выход группы завтра!
— Вот здесь, за озером, у выемки, надо свалить состав и закупорить дорогу,— уточнил Ерофеев, показывая на карте-«сотке» место на железнодорожной ветке, намеченное для диверсии.
— Сейчас бездорожье, грязь, разливы, грунтовые и шоссейные дороги разбиты. Грузы и войска враг перебрасывает по «железке». Мину поставите при выходе из выемки.   Движение по дороге днем интенсивное, постарайтесь заложить взрывчатку ночью и до утра перебраться за озеро. Оттуда наблюдайте за результатом своей работы...
  Путь был тяжким и долгим. Преодолев восьмидесятикилометровый путь, усталые и промокшие, подрывники подошли к озеру.
  Возле пепелища, на берегу, нашли припрятанную в кустах рыбацкую лодку, столкнули ее на воду.
— Ой! Не потечет ли посудина? — усомнился Котов, усаживаясь на корму. — Четверых не выдержит. Как бы не пришлось с толом вплавь до берега добираться!
— Просмолим днище в другой раз! — шутливо бросил Кронид. — Поехали! — Озеро переплыли спокойно.
Лодка ткнулась носом в берег. Выпрыгнули, прислушались. Кругом было тихо. Метрах в двухстах от берега просматривалось полотно дороги.
— Цепочкой, за мной! — приказал Кронид. — Бегом!
  Перебежками достигли насыпи. Мину заложили быстро, засыпали щебенкой и стали отходить к озеру.
— Кажется, все,— с облегчением вздохнул Котов.
— Это только полдела! — возразил Белов.
— А ягодки впереди? — усмехнулся Кронид.
— Думаю, да.
  Издали уже доносилось методичное постукивание. Ребята насторожились. Послышался нарастающий шум поезда. Через несколько минут из-за поворота выскочил паровоз.
  В сумрачном небе полыхнуло зарево, раскатистый взрыв потряс ночную тишину. Локомотив начал медленно сползать с насыпи, увлекая за собой площадки с зенитками.   Платформы с танками громоздились на вагоны с боеприпасами, мяли их и вместе летели под откос. Загорелись цистерны с горючим. Начали рваться снаряды.
  На насыпи поднялась беспорядочная стрельба. Обезумевшие от страха солдаты конвойной команды стреляли куда попало.
  Ребята радостно переглянулись.
— Быстро в лодку! — распорядился Виноградов.
  Налегли на весла. Между камышами добрались до берега, пристали к зарослям. Выпрыгнув из лодки, быстро двинулись в путь. Шли напрямик, без отдыха, стараясь засветло добраться до переправы. Вода хлюпала в сапогах.
— Не могу,— проговорил Котов, с трудом вытаскивая ноги из глинистой жижи. — Давайте отдохнем.
— Пять минут привал! — приказал Кронид.
— Хотя бы минут пятнадцать,— умоляюще произнес Котов. — Сил нет идти.
— Нельзя терять ни минуты. Не выйдем на переправу— прижмут нас к реке. Тогда конец! Идрицкий, возьми у него карабин, а ты, Белов, вещмешок.
— Пошли!
  Дальше двигались без остановок. День клонился к вечеру. Вдали за кустами мелькнула полоса реки. Паводок заливал берега, поросшие, ивняком.
— Иван! — подозвал Виноградов замыкающего Белова.— Вспомни! Прошлым летом ты проходил по этим местам с разведгруппой. Должен знать, где были бревенчатые лавы.   Пойдешь первым. Разведаешь. Кажется, мы взяли слишком влево. А пока выльем воду из сапог, перекурим.
 Белов ушел. В это время сзади все отчетливее стал доноситься отрывистый собачий лай.
— Погоня! Кончай курить! К реке, по кустарнику, живее! — скомандовал Виноградов.
 На берегу их встретил Белов.
— Лавы правее по течению километра на два! Что будем делать, командир? Но здесь у хутора есть брод. Я покажу!
  Лай приближался, уже были слышны крики гитлеровцев.
— Веди! Ребята, бегом!
  Добежав до места, где летом был брод, Кронид приказал:
— Все в воду, на тот берег! Быстро! Я их задержу.
  Гитлеровцы были уже рядом.
  Первой очередью Кронид сразил вырвавшуюся вперед овчарку и ее проводника. Враги залегли в кустарнике.
— Партизан, сдавайся! — кричал голос из кустов.
  Гитлеровцы поднялись.
— Не возьмете, сволочи!
  Кронид нажал на спусковой крючок. Стрелял из-за кочки короткими очередями. Двое солдат упали, остальные отстреливались, отступая.
  Диск кончился. Кронид достал из подсумка другой, перезарядил автомат, посмотрел на реку. Ребята по горло в воде приближались к противоположному берегу.
  Четверо гитлеровцев стали подбираться к нему ползком, намереваясь взять живьем. Кронид поднялся и метнул в них гранату. В этот же миг жгучая боль потрясла его: автоматная очередь карателя достигла цели — одна пуля пробила Крониду легкое, другая застряла в шее. Стало тяжело дышать. Превозмогая боль, он еще раз посмотрел на реку: ребят уже не было видно. «Переправились,— подумал он. — Молодцы!» Затем перевалился на бок и пополз к реке, волоча за собой пустой автомат.
  Холодная вода прибавила ему сил, и он, борясь с течением, пошел, шатаясь, к другому берегу, оставляя за собой красный след.
  Собрав последнюю волю, хватаясь за ветки ивняка, выбрался на берег и пополз между кустарником. Так добрался до лесных землянок. Там его нашли партизаны. Наскоро наложив повязки, они уложили своего командира на самодельные носилки и принесли в лагерь.
  Через двое суток началась карательная экспедиция. Отряд отступил. Тяжело раненого Кронида и еще двух раненых оставили в потайной землянке, замаскированной сверху мхом и ельником, где они просидели пять суток.
  Карательная экспедиция провалилась. Раненых партизан привезли в отряд. А неделю спустя Ерофеев самолетом отправил Виноградова на Большую землю. Потом он лежал в полевом госпитале под Невелем, в эвакогоспитале во Владимире, там Кронида оперировали и извлекли пули.
  Он не только выжил, но и снова стал в строй. В октябре сорок четвертого был направлен в войска МВД. Там прослужил до 1948 года. Потом учился: окончил заочно учительский, а затем педагогический институт имени Герцена в Ленинграде.
 Вот уже двадцать восемь лет работает директором школы Кронид Михайлович Виноградов — бывший партизан, награжденный орденом Красной Звезды…

  стр. 79 (станция Заваруйка) ...Над сизоватой сосновой пущей занималась ранняя июльская заря. Только прерывистый клекот глухаря, изредка доносившийся с лесной луговины, нарушал предрассветную тишину.
  Близ железнодорожного полотна за кучей сухого ольховника укрылись трое: командир отряда Булыгин, комиссар Наумов и комсорг Малашонок. Слева от них на путях мерцали сигнальные огни товарной станции Заваруйка, охраняемой усиленным гарнизоном; справа—Зуевский переезд; сзади простиралась широкая лесная вырубка, за которой начинался густой сосняк. Там на опушке залег взвод прикрытия.
  Ночью наши партизаны заложили под рельсами мину натяжного действия: 152-миллиметровый гаубичный снаряд и шашку тола с взрывателем. В руке у Малашонка — намотанный на ладонь телефонный кабель, другой конец привязан к чеке взрывателя. Ждали подхода воинского состава. Несмотря на сильную охрану, пути и мостов, гитлеровцы не рисковали пускать эшелоны ночью, поэтому после наступления темноты движение на дороге замирало.
  Быстро светало. Впереди уже четко просматривались полотно «железки» и проходившее рядом Себежское шоссе.
— Алексей! — сказал вполголоса Булыгин.— Троих легче обнаружить. Забросаем тебя хворостом, а сами отойдем в сосняк, оттуда будем прикрывать.
  Оставшись один, Алексей продолжал напряженно вглядываться в сторону станции. Вот-вот должна появиться патрульная дрезина, вслед за ней фашисты пустят состав. Но пока тихо.
  Утренний туман садился на вырубку. По шоссе в сторону Идрицы пронесся броневик, промчались два грузовика с солдатами. Дрезины все не было. Наконец-то со станции донесся шум локомотива.
  «Поднимают пары, скоро отправятся»,— с облегчением подумал Алексей и вдруг застыл от неожиданности: от станции по шпалам в направлении переезда двигалась группа гитлеровцев с овчарками на поводках.
  «Вместо дрезины патруль пустили? Если, не останавливаясь, дойдут до переезда — значит, мину не заметили».
  Гитлеровцы двигались неспешно. Впереди шли два сапера с миноискателями, вслед за ними четверо солдат вели собак, остальные со «шмайссерами» наизготовку замыкали группу. Саперы и проводники собак о чем-то переговаривались. Метрах в ста позади них вдоль дорожного кювета двигалась другая группа солдат.
  Это был их последний обход. У переезда их ждали два крытых «мерседес-бенца». Сегодня утром они покинули Себеж. Их охранную роту переводили в Резекне. Там, полагали солдаты, будет намного уютнее, чем в блокированном партизанами унылом Себеже...
  Патруль поравнялся с миной. Что-то насторожило унтер-офицера, он остановился. Солдаты обступили его. Они, судя по всему, были недовольны задержкой и, возбужденно жестикулируя, отпускали бранные реплики.
  И это время из-за переезда вынырнула машина с солдатами и затормозила напротив патруля: из кабины высунулся офицер, очевидно, поинтересовался причиной заминки.   Одна из овчарок взвизгнула, и начала обнюхивать натянутый шнур.
— Минен! Цурюк! — заорал старший.
  «Обнаружили! Сейчас пустят собак!»— догадался Алексей, хорошо знавший повадки гитлеровцев. Стиснув зубы, он изо всех сил дернул провод. Столб огня и щебня взметнулся над полотном, с воем полетели в стороны куски рельсов и шпал. На месте патруля с овчарками дымилась рваная воронка.
  Группа гитлеровцев, что была у насыпи, залегла в кювет и открыла по Малашонку беглую стрельбу. Начали стрелять и из стоявшей на шоссе машины. Партизаны с опушки ответили пулеметным огнем. Алексей бежал, падал, поднимался, вновь падал. Ползком он добрался до опушки. Там его подхватили под руки партизаны.
— Упустили эшелон, обидно! — с досадой вздохнул Алексей, сматывая с руки врезавшийся обрывок шнура…

  стр. 117 (Штурм Савкинского моста)… Демобилизовался Николай Алексеевич Дмитриев в 1948 году. Вернулся в Ленинград. Мечтал писать картины на партизанские темы.   В 1970 году создал первую —«Партизаны у костра». Работал над нею целый год. На «Партизанскую тройку» ушло полгода. Позднее композиции стали приходить одна за другой. Написал «Переправу», «Штурм Савкинского моста», «Подрывника», «Расставание», «В походе»... Всего Николай Алексеевич Дмитриев написал 25 картин на партизанскую тематику. С января по май 1979 года выставка его работ экспонировалась во Дворце культуры имени Первой пятилетки в Ленинграде. Их он переслал в Себеж, в дар местному краеведческому музею.
  стр. 130 (диверсия на дороге Пыталово - Опочка)… По мере приближения фронта различные партизанские диверсионные группы получали новые и новые задания... Они действовали уже в районах Гулбене, Резекне, Тилжа, Балви, Мадона, Цесис. Было замечем оживленное движение транспорта на узкоколейке Резекне — Псков. Потом выяснилось, что оккупанты строят железную дорогу из Латвии на Красногородское. Эти данные были переданы в штаб.
 — А не попытаться ли нам «кульнуть» составчик на узкоколейке? — предложил Костя. Все его поддержали.
  Когда по-настоящему стемнело, отряд подобрался метров на сто к железнодорожному полотну. По дороге промчалась дрезина, потом прошли патрули с овчаркой. Подрывники ползком в высокой траве достигли насыпи и залегли. Теперь уже их и полотно разделяли какие-нибудь метров пятнадцать. Вдруг послышались близкие шаги патрульных. Ветер дул в сторону партизан, и это оказалось как нельзя более кстати: овчарка их не учуяла. Патрульные удалились. Костя несколькими прыжками пробежал оставшееся расстояние до полотна, вскочил на насыпь и установил мину. Николай Макеенок собрал разрытую землю в вещмешок и отнес в кустарник. Когда все было закончено, бойцы быстро перебежали через насыпь и расчищенную от кустов придорожную полосу. Примерно в километре от железной дороги остановились и стали наблюдать.
  Через час послышался шум приближающегося поезда. Насторожились. Как только паровоз поравнялся миной, вспыхнуло ослепительное зарево. Вслед за те заскрежетало и зазвенело...
  На следующую ночь решено было проверить результаты работы. Оказалось, что взорвали состав, который вез для стройки рельсы, шпалы и другое строительное оборудование. Вся охрана поезда была уничтожена взрывом…
 стр. 135 ("Рельсовая война")  «Рельсовая война» началась в ночь на 5 августа 1943 года. Отряд имени Жданова 10-й Калининской бригады, так же как и все другие, имел свое плановое задание— сколько ежедневно взрывать рельсов. Подрывников для такого большого и продолжительного мероприятия не хватало. И командование бригады поставило задачу обучить молодых, шестнадцати-восемнадцатилетних бойцов приемам подрыва рельсов толовыми шашками. В каждом отряде были организованы занятия в условиях, максимально приближенных к боевым.
  Все группы подрывников 10-й бригады успевали каждую ночь подрывать около 250 рельсов. Тем не менее этими диверсиями им не удалось полностью парализовать движение на перегоне Себеж — Зилупе. Если до начала «рельсовой войны» движение эшелонов начиналось с рассветом, то теперь, как следствие диверсионных действий партизан, оно лишь задерживалось - запаздывало на четыре-пять часов.
  Почему же железную дорогу не удалось парализовать полностью?
  Разведчикам довелось наблюдать за ремонтом поврежденного участка магистрали, и у каждого осталось столь тягостное впечатление, что лучше было бы, кажется, и вовсе не вспоминать об этом... Увиденное потрясло до глубины души: ремонтные бригады оккупантов работали под прикрытием полураздетых и истощенных женщин и детей, которые под дулами направленных на них автоматов стояли на насыпи во весь рост: отовсюду видные мишени. Было установлено, что женщин и детей для своих чудовищных целей гитлеровцы не собирали ежедневно. Они их держали постоянно как заложников в подвалах гестапо и при надобности выводили под охраной на железнодорожное полотно.
У командования бригады возникли серьезные подозрения: а не завышены ли наши сводки о количестве поврежденных рельсов?
  Поэтому комбриг Н. М. Вараксов распорядился проверить результаты работы подрывников весьма оригинальным способом: он приказал бригадным разведчикам в течение трех суток, призвав на помощь и агентурную сеть, выследить и взять живым путейца, то есть получить информацию воистину из первых рук. В тот же августовский вечер разведчики узнали, что железнодорожник должен зайти в дом к старшему полицаю станции Себеж: предстояла попойка. Огородами они пробрались к дому и, засев в малиннике, стали ждать. Начинало смеркаться. По двору прошествовал тучный человек в мундире и фуражке с высокой тульей. В доме вспыхнул свет: путеец на месте.
  Разведчики моментально ворвались в дом, обезоружили немца и полицейского. Те, не успев еще чокнуться, так и застыли с поднятыми бокалами. Их в ту же ночь прямо из фашистского гарнизона доставили в штаб бригады.
  На допросе полицейский вел себя вызывающе, пощады не просил и не каялся, поэтому по просьбе партизан был расстрелян, как заклятый изменник Родины. Что же касается немца, то этот уже немолодой человек, доставленный в бригадный штаб, на допросе вел себя вполне разумно. Он вытащил из бокового кармана мундира блокнот, в котором ежедневно регистрировалось количество взорванных рельсов и поврежденных шпал. Его данные на удивление точно совпадали с партизанскими сводками. Сами партизаны не ожидали такого. То было квалифицированное подтверждение добросовестной работы диверсионных групп, подтверждение правильности сообщений вышестоящему начальству.
  стр. 139 (диверсия у разъезда Яловка) Начиная с октября охрана участка дороги Себеж — Зилупе настолько усилилась, что задания по подрыву рельсов стали не под силу небольшим группам. Проводить же диверсии крупными силами и с боем не имело смысла, так как любой бой связан с проблемой госпитализации раненых. Командование приняло решение параллельно с диверсиями на этом участке выискивать и другие, более слабые, менее охраняемые фашистами звенья магистрали.
  С этой целью в середине октября 1943 года командир отряда И. В. Жуков направил молодого подрывника Петра Игнатьева вместе с опытным Петром Руденко под Идрицу.   Уложив в вещмешки по 50 штук толовых шашек и соответствующую начинку к ним (детонаторы, бикфордов и тлеющий шнуры), два подрывника вышли на задание.
  Безлесный участок маршрута преодолели в ночное время, под мелко моросившим дождем, по грязной скользкой тропе. Направление выдерживали по компасу и только перед рассветом приблизились к железнодорожному полотну. У самой насыпи рос редкий, насквозь просматриваемый лесок. Хотя рассвет еще не наступил, впереди, на полотне, угадывалось какое-то оживление.
  Место своего нахождения подрывники определить с точностью не могли: карты у них не было. Впоследствии оказалось, что находились они вблизи полустанка, всего в пятистах метрах от него.
  Не выполнить задание и уйти не позволяла совесть, а выйти сейчас на полотно значило погибнуть без всякой пользы общему делу. Что оставалось делать? Решили ждать. Осмотрелись. Обнаружили неподалеку воронку от авиабомбы, перебрались в нее — двоим здесь было места в самый раз.
  На тот случай, если немцы вдруг обнаружат их присутствие, решили принять бой. Обещали друг другу держаться до последнего патрона, но живыми не сдаваться.
  В течение всего дня вели наблюдение за железной дорогой. В десять часов утра загромыхали первые эшелоны. Шли они часто - и в сторону фронта, и в сторону тыла. Карандаша и бумаги у партизан с собой: было, поэтому Игнатьев клал в карман кусочки сломленной ветки, отмечая каждый прошедший к фронту эшелон, а Петр такими же кусочками отмечал эшелоны, направляющиеся в тыл. Так и вели счет проходящим поездам.
  В середине дня их обнаружил мальчик, пасший корову. Разговаривать с ним партизаны не могли, мимикой показали ему, что пусть тоже молчит и поскорей уходит. Мальчонке не было по виду и десяти лет. Он действительно быстро ушел, но спустя час-полтора опять появился с той же коровой и бросил в воронку ковригу хлеба, хотя партизаны его об этом и не просили.
  Кто он, этот мальчик? Как зовут его? Они не узнали ни тогда, ни позднее. А какая была бы радость, если бы спустя тридцать с лишним лет посчастливилось вновь повстречать его уже взрослым человеком и отблагодарить за благородный поступок!
  Охрана «железки» все это время не дремала. За день по перегону несколько раз туда и обратно проезжала дрезина с солдатами.
  С наступлением сумерек партизаны вышли на полотно. Петр Игнатьев крепил к рельсам толовые шашки, а его опытный тезка фитилем поджигал концы бикфордова шнура.
  Оставалось поджечь лишь несколько шашек, как вдруг взвилась осветительная ракета. Легли, затаились. И тут начались взрывы. Тлеющий шнур был заготовлен по одной мерке, а взрывы были одиночными и залповыми. Совсем близко поднялись в небо несколько зеленоватых ракет, раздались автоматные очереди. А на полотне все еще продолжали рваться рельсы. Запахло горелым толом.
  Отбежав с полкилометра, подрывники пошли шагом. От маршрута отклонились, выбились из сил. Рассвет застал их в небольшом сосновом бору. Промокшие и усталые до невозможности, остановились на дневку. Усилился дождь, обоих знобило. Костер тем не менее разжигать не решились.
  С наступлением дня сориентировались. Выяснили, что находятся вблизи деревни Плотишино, а там стоял вражеский гарнизон. Пришлось смириться и продолжать мерзнуть в сыром после дождя лесу. Еле дождавшись наступления темноты, направились в отряд. Добрались благополучно.
  После однодневного отдыха Петра Игнатьева и еще двоих подрывников направили под Идрицу все с той же задачей — взрывать рельсы. По просьбе Игнатьева в состав группы включили Дусю Ланину. Просьба старшего группы не была случайной.
  Дуся Ланина — еще совсем юная стройная голубоглазая девушка. Но в умении ловко и искусно устанавливать и маскировать мины она не имела себе равных. Дуся была лучшей подрывницей в бригаде. При выполнении любой операции она проявляла особую отвагу и находчивость. А ей ведь не было еще и семнадцати, совсем девочка! И была она в отряде всеобщей любимицей. Вот поэтому Петр Игнатьев и попросил направить Дусю в составе группы на задание.
  Тогда на участке Идрица — Себеж они подорвали около сотни рельсов.
  Спустя неделю бригадные разведчики, возвращавшиеся из-под Идрицы, подтвердили это сообщение подрывников.
  К концу 1943 года партизанами было установлено, что больше половины светового дня уходило теперь у гитлеровцев на замену взорванных рельсов и поврежденных шпал после каждой удачно проведенной диверсантами операции.
  «Рельсовая война» в значительной мере парализовала либо расстроила передвижение вражеских эшелон с живой силой и техникой на железнодорожных магистралях. То была прямая и весьма существенная помощь партизан фронту.

     О.С. Смирнов, Лениздат, 1982 год